В свете исследований последнего времени в области космологии, а именно нейтринной её части особенно актуальными становятся проблемы, связанные с чуть ли не основным вопросом всей этой науки. Это проблемы так называемой скрытой массы или тёмной материи, ведущей своё начало ещё с 1933 года, когда Фриц Цвикки впервые показал, что видимая масса галактик и скоплений галактик не может объяснить их наблюдаемой скорости и что нужны массы в десятки раз больше масс индивидуальных галактик [1]. Уже тогда перед наблюдателями встал парадокс, позже названный вириальным, который и характеризует основную проблему скрытой массы, заключающуюся в несоответствии между массами отдельных галактик и массой всего их скопления. Но не будем здесь подробно останавливаться на этом вопросе (подробнее о проблеме скрытой массы смотрите в статье автора «Скрытая масса и нейтринная Вселенная: вопросы космологического моделирования», где даётся довольно обстоятельный анализ этой проблемы, а также рассказывается о нейтрино), а, забегая вперёд скажем лишь то, что решение этой проблемы открывает огромные перспективы перед сегодняшним научным поиском, в первую очередь это фундаментальнейшие проблемы прошлого и будущего состояния нашей Вселенной и многие другие проблемы, давно ждущие своего решения.
Не углубляясь в проблему скрытой массы, с которой мы и начали свой рассказ (а она вносит решающий вклад в построении модели Метагалактики) позволю себе отметить, что сегодня её решение фактически свелось к нахождению массы покоя у нейтрино, которое является основным (но отнюдь не единственным) кандидатом на её роль. Масса эта не так давно была зафиксирована на японских детекторах «Камиоканде» и «Суперкамиоканде» [2], в связи с чем появилась надежда наконец-то точно установить какова же модель той Вселенной, в которой мы имеем с вами счастье находится. Напомню, что именно от скрытой массы напрямую зависит решение вопроса о средней плотности нашей Вселенной и если последняя окажется больше её критического значения - мы живём в закрытой Метагалактике, а значит, её нынешнее расширение со временем сменится сжатием. Нейтрино же имея очень малую массу чрезвычайно многочисленны в пространстве и, по-видимому, именно они составляют основную массу материи во Вселенной, следовательно, мы всё-таки находимся в закрытой системе. Но вопреки столь убедительным эмпирическим доказательствам нельзя однозначно ответить на вопрос какова же пространственно-временная модель нашей Вселенной. Кроме физических опытов и их прямых эмпирических следствий следует прибегнуть и к строгому философско-методологическому анализу, который становится особенно необходим сегодня во время новейших открытий, требующих выработки для них адекватного методолого-фиолософского аппарата, способного направить наши изыскания в нужное русло и скорректировать научный метод исследования. Цель данной статьи- с философской точки зрения посмотреть на определение модели нашей Метагалактики. Давайте же сейчас попробуем осуществить подобный анализ, руководствуясь современными открытиями нейтринной космологии и придерживаясь особенностей конструирования космологической модели в свете критико-философского к ней подхода.
Познавательные возможности применения и интерпретации космологической модели.
Насколько оправдано применение метода моделирования в космологии? Почему именно оно играет эвристическую роль при воссоздании реальных свойств нашей Вселенной? На мой взгляд, следует сначала сказать вообще о методе моделирования как о способе научного исследования, становящегося особо актуальным в процессе реконструкции пространственно-временного описания нашей Вселенной.
Среди прочих способов научного познания объективной реальности всего сущего (то есть Мира в широком смысле этого слова), моделирование в космологии играет детерминирующую роль. Наряду с другими методами (индукция, дедукция, системный подход и т.д.), которые также вносят огромный вклад в это познание, моделирование, давно и с успехом применяющееся, а сегодня получившее широкое распространение в практической деятельности человека, может с большей степенью объективности подойти к изысканию о строении Вселенной. Кроме того, моделирование как философский процесс имеет огромную гносеологическую ценность. В кратце применение именно этого метода в космологии можно объяснить тремя основными причинами:
Первое. Моделирование больше всего подходит к описанию именно всеобъемлющей «Вселенной как целого», которая нуждается в универсальном способе её мысленного (и не только) воплощения.
Второе. Модель, будучи в первую очередь идеализацией некого реального объекта претендует на обобщение его свойств, то есть к сведению его отображения к какому-либо упрощению, удобному для последующих исследований форму, которая и является прообразом материального объекта. А именно эту процедуру и приходится проделывать в случае экспликации «хроно-геометрических» (по А.М.Мостепаненко) свойств Вселенной.
Третье. При моделировании реальных свойств Вселенной происходит восхождение от абстрактного к конкретному, другими словами «воспроизведение в мышлении конкретного как единства многообразного». [3] Это и есть представление Вселенной как системы, в которой принципиально могут реализовываться многие пути развития, но объективно выбирается один путь.
Вот это основные причины, которые обосновывают логическое применение именно метода моделирования. Вопросы совсем другого плана встают при более детальном, интенсивном рассмотрении общефилософского статуса данного метода. Это, прежде всего проблемы взаимоотношения модели и реального объекта, а также гранью между моделью и теорией, которая также проводит некую идеализацию свойств изучаемого объекта. Насчёт первой из них можно сказать следующее.
Модель должна естественно как можно реальнее реконструировать объект, то есть Вселенную, не удалясь далеко от «оригинала». Являясь образным объектом, она не должна крайне абсолютизировать его свойства, а наоборот «выделять отдельные стороны и изучать их в чистом виде. Отсюда следует важное методологическое требование-выбор моделей основан на учёте качественных и количественных характеристик, качественной тождественности качественного различия».[4]
Вторая проблема решается с помощью варьирования между понятием модели и теории. Нельзя просто отождествлять их, как и проводить демаркационную линию также. Понятно, что теория по своему онтологическому статусу гораздо шире, так как предполагает сразу несколько решений одной познавательной задачи [5], модель же выступает в роли конкретного прообраза объекта, которая немного уже и по реальному охвату объекта и по его гносеологической роли. Каковы же критерии истинности моделирования как очень мощного способа познания, вернее, конструирования Вселенной. Насколько оно оправдано, насколько эффективно? Соответствие же общеметодологическим критериям истинности для теории просто необходимо, иначе она не имеет права называться теорией.
Но, об оправданности космологического моделирования как уже было сказано выше, на мой взгляд, говорить не приходиться. В случае решения вопроса о строении нашей Метагалактики только моделирование является наиболее пригодным методом исследования. Невозможно эмпирически проверить каким будет будущее нашей Вселенной [6], но представить себе идеализированную картину, то есть модель развития вполне реально. Однако следует принимать во внимание то, что «в известном смысле моделирование есть разновидность аналогии. Вследствие этого научные знания, полученные с помощью моделирования, не являются абсолютно истинными, так как полной аналогии между объектом исследования и его моделью добиться невозможно» [7]. Но ведь гносеологический смысл моделирования как любого другого способа научного познания соответствует степени нашего общенаучного прогресса, другими словами то, что мы знаем сейчас измениться через каких-нибудь 5-6 лет (не говоря уже о более длительных промежутках времени.) Это естественный процесс познания как вечного движения, изменения истины, точнее, изменения категориальной степени её относительности, возрастание ценности нашего знания на данном этапе развития. Следовательно, и «научные знания, полученные с помощью моделирования будут изменяться, уточняться в процессе нашего научного роста». Поэтому, на наш взгляд, кажущейся необъективностью моделирования можно пренебречь.
Продолжим методологическую оценку истинности моделирования ещё одним свойством метода, основывающимся на отображении моделью не всех сторон и качеств объекта, а только некоторых из них, при этом «абстрагируясь от всех остальных, что даёт им возможность обрести черты абстракций» [8]. Именно поэтому данное свойство моделей (как определённых идеализаций) может внести свои коррективы в общенаучный критерий истинности космологического моделирования. Ведь если мы рассматриваем «наиболее важные для познания стороны, связи и отношения материальных предметов» [9], мы волей-неволей абсолютизируем одни свойства и стороны объекта (в нашем случае Метагалактики), абстрагируясь, тем самым, от других свойств и сторон конкретного материального объекта- Вселенной, что, в свою очередь de facto ведёт к неполному или что ещё хуже к неправильному познанию данной сущности.
Ещё одна логическая трудность метода, вытекающая из первой в том, что становится всё более трудным «учитывать многочисленные связи и отношения изучаемых свойств с другими элементами и свойствами исследуемого предмета». [10]
И последнее замечание относительно истинности моделирования, являющееся не менее важным обстоятельством. Дело в том, что при построении и без того гипотетичной модели используются не только уже достаточно установленные способы, «апробированные и оправдавшие себя законы природы, но и новейшие теоретические представления, ещё не подтверждённые практикой физического познания, т.е. такие знания, которые сами рассматриваются на уровне гипотез» [11]. Это очень существенное методологическое затруднение, так как при этом получается некая непреодолимая апория, избавиться от которой довольно трудно. Действительно, в космологическом моделировании при создании определённых теоретических конструктов научный поиск ведётся у передних границ познания и чрезвычайно трудно сохранить необходимый критерий объективности. При получении новых знаний о природе объектов познания подчас получается, что когда мы узнаём нечто новое, ранее не известное о физической сущности этих объектов, мы вынуждены каждый раз вырабатывать особый методологический аппарат, а иногда даже строить абсолютно новые физические теории, которые, в свою очередь, нуждаются в совершенствовании и апостериорной проверке. На пример, когда в космологии начали применять различные квантовые «процессы» (теории, гипотезы) появились гипотеза квантового рождения Вселенной, разнообразные гипотетико-теоретические возможности рассмотрения идеи плюралистической Вселенной и т.д.
Всё же, как мне кажется, не следует умалять ценности космологического моделирования, потому как, рассуждая о нём как о методе вообще, мы должны помнить, что построение модели развития Метагалактики отличаются от моделирования в целом. Здесь оно носит особый, всеобъемлющий характер. Его глобально-целостные свойства определяют особый конструктивный подход, который требует особого глубокого его и всестороннего изучения. Все же рассмотренные выше трудности составляют методологические проблемы «логики построения космологической модели» и вносят существенный вклад в определение истинности, познавательного статуса моделирования. Первое с учётом этого вклада, как видим «носит относительный характер, но имеет и объективный характер и потому приводит исследователя весьма важным и плодотворным выводам» [12]. Вот о «познавательных шагах» последовательно-логического подхода к построению любой космологической модели сейчас и порассуждаем.
Космологическая реконструкция как путь познания Вселенной
С чего же начинается конструирование, а точнее воссоздание пути развития нашей Метагалактики? Каковы методологические критерии этой процедуры? Как строится и из чего состоит само моделирование? Наконец, каков вообще статус описываемой Метагалактики?
В нашу задачу не входит, однако, подробное рассмотрение самого моделирования, мы лишь попытаемся рассказать об общих основах, остановившись подробнее на проблемах данного процесса.
Общая логика построения космологической модели включает в себя (согласно А.Турсунову [13]): формирование общего «теоретического базиса» с включением в него всё новых данных исследования, учитывающих своеобразие «объекта познания»; идеализация и обобщение «структуры материального объекта, в удобную для теоретического исследования форму»; теоретическое обобщение имеющейся информации и создание определённых выводов о структуре описываемого объекта; эмпирический анализ «полученной теоретической модели» с последующим сравнением теоретических данных и получение новой, не известной ранее информации о строении и поведении «наблюдаемой Вселенной». Немного более упрощённую схему предлагает А.Мостепаненко, который обозначает модель нашей Метагалактики как «хроногеометрическую модель» (модель пространства-времени) и предлагает следующие три важнейших элемента «пространственно-временого описания» [14]:
1) основная хроногеометрическая модель;
2) её эмпирическая интерпретация;
3) её семантическая интерпретация;
Здесь более важной, по мнению А.Мостепаненко, является «эмпирическая интерпретация», а «семантическая», то есть концептуальное, гносеологическое восприятие модели отодвигается на второй план. Хотя если взглянуть внимательнее, то модель Мостепаненко является всего лишь упрощённой схемой построения космологической модели по А.Турсунову. Но ведь действительно, эмпирическое обоснование полученного теоретического конструкта – это самая последняя стадия реконструкции модели пространства-времени, так как в начале следует провести тщательный теоретический анализ, а лишь потом прибегнуть к его опытной проверке. Конечно, на современном этапе развития космологии первые стадии моделирования уже успешно проделаны. Сформирован общий «теоретический базис», проведена идеализация, обобщение «материального объекта». Давно выработан целый спектр моделей-решений возможной пространственно-временной структуры Вселенной. Осталось лишь прибегнуть к последней стадии нашего моделирования и опытным путём доказать реальность одной из них. Но это так сказать идеальная форма построения космологической модели. В действительности же всё намного сложнее.
Как мы уже увидели выше, двумя главными составными частями процесса моделирования являются теоретические изыскания и их опытное подтверждение. Как соотносятся в космологии и в частности при построении модели развития нашей Метагалактики эмпирия и теория? Теоретические исследования и их опытная проверка. Насколько наблюдаема Вселенная? Какие трудности возникают при моделировании пространственно-временного её структуры? Все эти совсем не лёгкие, но справедливо возникающие вопросы неизбежно встают перед нами при воссоздания идеализированного облика Мегамира.
Наша Метагалактика представляет собой поистине уникальный объект. Уникальный и для исследования и для познания. В связи с этим методы, которые применяются для этого исследования, также должны быть специальными, по возможности учитывающими все особенности и трудности гносеологической ситуации ad hoc. Именно поэтому при построении модели и её последующем совершенствовании следует учитывать определённые методологические критерии, а также всю специфику объекта исследования, в нашем случае Метагалактики, которая требует, как уже было сказано всеобъемлющего подхода к глобальности самой Метагалактики. Этот вопрос одним из первых встаёт на пути философско-методологической экспликации логики построения космологической модели.
Действительно проблемы возникают уже на самом, казалось бы, первоначальном шаге реконструкции строения нашей Вселенной. Таким образом, первой «методологической дилеммой» оказывается дефиниция самого понятия Метагалактики. Причём проблема заключается не в одной лишь терминологии и носит не один только этимологический характер. Рассмотрим правомерность такого суждения.
Корни трудностей такого рода лежат во всем хорошо известной концепции плюралистической Вселенной, в настоящее время получившей особенно широкое распространение (более детально данная концепция описывается в статье автора «За горизонтом Метагалактики»). Она постулирует наличие множественности вселенных, которые одновременно (а может быть и нет (это, в свою очередь проблема уже самой концепции)) сосуществуют в так называемом Большом Космосе, именуемом ещё Большой Вселенной. Данная теория вообще представляет собой довольно интересную как в космологическом, так и в философском планах концепцию, которая именно сегодня вполне в состоянии пролить свет на многие, принявшие уже апориальный характер проблемы. Такие как, на пример, изучение общих свойств Мегапространства, в котором существует наша Вселенная, разрешение концептуальных вопросов конкретных «космологических явлений», в том числе проблемы сингулярности, так называемой проблемы границ, которая фактически сводится к решению вопроса о взаимодействии параллельных вселенных, отделённых друг от друга собственным горизонтом событий и т.д.
В связи с этим при построении модели развития Метагалактики мы должны учитывать то, что помимо нашей существует ещё множество (сколько?!) метагалактик составляющих всю совокупность Большой Вселенной. Следовательно, при космологическом моделировании нам нужно принять во внимание концепцию плюралистической Вселенной, и строить какие либо модели с учётом «соседства» других суперсистем типа нашей Метагалактики.
В самом деле, если имеются посылки утверждать тот факт, что наша Вселенная далеко не единственная, то почему мы должны моделировать её в сугубо локально-физическом плане? Правомернее было бы учесть всю совокупность глобальных вселенных, существующих в некой всеобъемлющей физической реальности, так, что каждая Вселенная обладает своими, присущими только ей характеристиками, такими как численные значения фундаментальных постоянных, пространственно-временных масштабов и других параметров, а значит и особой, характерной только для неё модели развития [15]. Это есть первая дилемма. Она даже гораздо серьёзнее, чем кажется на первый взгляд. Я бы обозначил её как одну из основных, краеугольных проблем космологического моделирования, так как из неё вытекают другие не менее сложные трудности методологического характера.
Итак, если наша Вселенная не единственная (а так оно и есть), а каждая отдельная Мегасистема представляет собой уникальный во всех отношениях физический объект, имеющий, прежде всего свою особую модель развития, то, как тогда нам следует поступить при воссоздании пространственной структуры именно нашей Метагалактики. Следует ли нам абстрагировать её от Большой Вселенной или синтезировать их в одно диалектическое целое? Другими словами возможен ли выход из-за пределов эмпирической данности к конкретной физической сущности? Хотя к этому вопросу мы вернёмся позднее. Попробуем поразмышлять.
Действительно если наша Метагалактика сосуществует с параллельными вселенными и вместе образует единое целое, то и строить модель её развития нам нужно именно исходя из этого факта. А зачем собственно усложнять и без того не простую задачу? Возможно, следует ограничиться только нашей Вселенной и не принимать во внимание другие? Если рассматривать Вселенную как часть некого всеобъемлющего целого и учитывать целый комплекс причинно-следственных связей, возникающих в этом целом, то справедливо будет познать целое, познав сперва его части и неправомерным будет обратный шаг-познание целого без понимания его частей. Сущность человеческая устроена таким образом, что человек всегда стремиться к наиболее полному познанию окружающего его Мира. Это он пытался делать с глубокой древности, когда даже ещё не существовало более менее объективного понимания этого Мира, это он пытается делать сейчас, это он будет делать и в будущем независимо от достигнутого им уровня прогресса науки и техники. В этом и есть наше основное достоинство-стремление выйти за пределы доступного, осуществить то, что человеческий глаз никогда возможно и не увидит. Всегда делать больше наших возможностей, превзойти себя, свой разум. Обратившись к ретроспективе в этом легко убедиться. Ведь задолго ещё до изобретения телескопа человек представлял мироздание в мифологических формах, восходивших далеко за пределы доступной реальности, которая и без того была сильно ограничена. Уже тогда в мировоззрении древних складывались, помимо «наивно-реалистических», и вполне объективные представления о структуре Космоса. Выражались они в первоначальных знаниях о строении Солнечной системы, планетах, Луне и Солнце, а позднее и в стремлении объяснить их устройство. В связи с этим нельзя не упомянуть о двух соперничавших системах Мира: геоцентрической и гелиоцентрической, появившихся гораздо позднее, тем не менее, воплотивших в себе совокупность знания человека на данном историческом этапе, блестящий гносеологический прогресс человеческого разума. И так было и будет всегда, на любом отрезке жизни человека, каким бы ни был уровень его развития, мы всегда будем стремиться к большему, чем нам известно. И это одна из самых замечательных характеристик человечества. Но в случае познания Вселенной ситуация принимает несколько другой характер. Здесь сколько бы мы не узнавали все равно остаются белые пятна. Наоборот, насколько совершеннее приборы и методы изучения, настолько глубоки, сложны и многочисленны «вопросы, адресованные к будущим объяснениям». Так возможно ли познание всей Большой Вселенной, включая и нашу Метагалактику? Ведь если мы будем учитывать только её и не принимать во внимание остальные, мы не сможем объективно смоделировать её строение, так как всё познаётся в сравнении и параллельные вселенные обязательно влияют друг на друга, поэтому, абстрагировавшись от других вселенных, мы не сможем получить должного результата. «Пока нет основания думать, что видимая область Вселенной составляет какое-то автономное и целостное материальное образование, подобное, скажем, Галактике; она находится в непосредственном и опосредованном взаимодействии с другими частями Вселенной, в различных отношениях динамической зависимости от «соседей» и интегративного воздействия целого, то есть в поле общемировой связи вещей и событий» [16]. Именно поэтому в современной космологии все больше сторонников глобального подхода к описанию Большой Вселенной. А вопросы познаваемости Вселенной выходят за рамки статьи, так как это тема более предметного разговора, который затрагивает одну едва ли не из самых фундаментальнейших проблем современной науки. Но как мы собираемся учитывать «соседние», недоступные непосредственному наблюдению вселенные, если и наша собственная эмпирически доступна лишь очень и очень ограниченно? Конечно, попытка охватить всю гипотетическую Вселенную нереальна не только эмпирически, но даже и теоретически, поскольку мы не знаем её истинных размеров, количества вселенных и других параметров, и строить модель для всей такой Вселенной не только не целесообразно, но и просто методологически некорректно. В данной ситуации велика возможность ошибки, неправильного воссоздания пространственно-временной структуры Метагалактики, ведь полнота наших знаний достаточно ограничена. Поэтому, на мой взгляд, правильнее было бы «рассматривать космологическую модель логической репродукцией не всей Вселенной, но её доступной наблюдению части-Метагалактики» [17]. Хотя насчёт этого положения некоторые исследователи высказывались и высказываются неоднозначно. При этом выдвигаемые ими доводы сводятся к тому, что «ни одна теоретическая система не в состоянии «изнутри», не выходя за рамки собственных логико-гносеологических методов, очертить реальные контуры своей предметной области». Или к тому, что все модели «отвечают обычному требованию полноты», а значит, их вполне можно рассматривать в качестве образов Вселенной как целого [18]. Мне лично кажется, что самым главным оппонентом этих утверждений является сама концепция плюралистической Вселенной, конкретнее то, что в ней каждая из множества метагалактик составляет целостное, ни как не автономное образование, которое имеет свой особый путь развития, свои наборы физических констант и другие индивидуальные характеристики. Ещё нагляднее это видно на примере доменной структуры, которая могла принципиально реализоваться в Большой Вселенной. В ней домены являют собой закрытые ячейки, сходные с ячеистой структурой нашей Метагалактики. Конец одной такой области одновременно начало другой, конец другой - начало третьей и т.д. Следовательно, ни одна вселенная не похожа на остальные и имеет свою «хроногеометрическую модель». Значит и моделирование должно вестись в рамках сугубо конкретных, оно должно иметь локально-физический подход, но никак не глобально-геометрический. Множественность же вселенных нам следует бессомненно учитывать и производить моделирование именно с учётом того, что «соседи» могут каким-либо образом влиять на нашу систему.
Эмпирия и теория в космологии-границы опыта и мысли.
Поистине монументальными являются вопросы соотношения эмпирического и теоретического в любой науке. Насколько соотносится эмпирия и теория – опыт и пытливый ум. Что преобладает, чему отдать предпочтение? Что лучше опишет наши знания и притязания в той или иной сфере бытия? Всё это очень важные и сложные, но вместе с тем всегда актуальные и нужные вопросы.
Человеческая мысль не имеет границ. Она не только способна пронзать пространство и время, но и открывать доселе невиданные грани нашего сознания и окружающего нас Мира. Мысль всегда играла, чуть ли не главенствующую роль в науке. Вспомните хотя бы многочисленные предсказания будущих великих открытий человеческого разума, выполненные блистательнейшими учёными своего времени, которые, не имея должных для этого приборов и оборудования, вершили замечательные открытия. Поэтому исторически сложилось так, что теория превалировала над опытом. Эмпирия, однако, не оставалась в стороне. Ведь именно опытным путём познаётся Мир. Только с помощью непосредственного опыта можно доказать или опровергнуть какое-либо теоретическое положение и сделать открытие. Можно сказать эмпирией открыто естество. По крайней мере, так было примерно до ХХ века, до бурных открытий астрономии, космологии и физики. Именно тогда теория показала свою силу, коренным образом повлияла на развитие познавательной ситуации в науке. Особенно это видно в космологии, где теория играет особую, если не ведущую роль и одновременно является предметом жёстких споров. Каково же соотношение эмпирии и теории в космологии. Давайте попробуем разобраться в этом очень деликатном и непростом вопросе.
Прежде чем судить о правомерности теории или эмпирии следует определить предмет исследования и специфику космологической науки. От этого зависят все последующие рассуждения.
Специфичность и уникальность космологии как науки заключается в том, что предметом её исследования является сама Вселенная. А это значит, что она претендует на глобальность и всеобъемлющность свойств описываемого ей материального объекта, так как Вселенная, будучи именно таким объектом настолько огромна и всеобъемлюща, что недоступна непосредственному полноценному её охвату с помощью объективного наблюдения. Она представляет собой уникальную систему, причём данную только в «единственном экземпляре» (имеется в виду наблюдаемая её часть), аналог которой в Природе больше не найти. Поэтому космология и является наукой уникальной во всех отношениях: объектом её исследования является не локализованный в пространстве объект даже самой сложной структуры, не подверженная экспериментам на лабораторной скамье физическая субстанция, а глобальных свойств объект сложнейшего устройства, объект, в котором находится вся наша цивилизация, вместе с учёными, этот объект исследующими. Вот тут то и возникают вопросы соотношения эмпирического и теоретического. Какова же правомерность того или иного способа пространственно-временного описания нашей Вселенной?
Для начала определим, имеет ли право космология, а в частности космологическое моделирование о котором идёт речь называться эмпирической наукой или же это по большей части исключительно теоретическая область нашего знания.
Как уже было сказано, своеобразие космологии заключается в чрезвычайных трудностях непосредственного опытного представления её «хроногеометрической модели». Не значит ли это то, что космология является сугубо теоретической системой знания, в ней невозможно наблюдение как особый не только достаточный в плане объективной физической реальности, но и философско-методологически необходимый процесс гносеологического прогресса человеческого знания? Отнюдь нет. Давайте в этом убедимся.
Ярким примером правомерности таких утверждений является как раз диалектика части и целого, которая была немного затронута выше. Вопреки мнению о том, что «свойства Вселенной как целого недоступны эмпирической проверке…давно известно, что целое не есть арифметическая сумма частей и что часть в известной степени отражает в себе закономерности функционирования целого»[19]. Это наглядно видно как раз на воссоздании пространственно-временной структуры Метагалактики, когда по локальному параметру, например, средней плотности или удельной массе скрытой материи как части этого параметра определяют глобальный характер нашей Вселенной. Другими словами справедливость суждения о космологии как об эмпирической науке подтверждается эмпирическим статусом самого моделирования. А это уже опытно установленный факт. По разрешению вопроса о скрытой массе, то есть нахождению самого главного компонента этой массы-нейтрино судят о том, какой путь развития выбрала наша Метагалактика. Верификация сперва теоретического (а затем ставшего вполне эмпирическим) вопроса о скрытой массе дала основания считать в свою очередь саму космологию вполне эмпирической наукой. Однако нельзя только исходя из таких доводов (и весьма убедительных, надо сказать) судить о статусе целой науки. Имеются определённые методологические критерии, которые вносят вполне определённые коррективы в принятие статуса космологией и соответственно космологического моделирования эмпирической науки.
По А.Мостепаненко «эмпирический статус пространственно-временной модели включает следующие основные требования:
а) принципиальную наблюдаемость этой модели;
б) наличие её эмпирической интерпретации;
в) эмпирическое обоснование прямое или косвенное – через опытное подтверждение физической теории, в основе которой лежит рассматриваемая модель»[20]. Если говорить об этих критериях, оценивая сначала их собственную истинность то, на мой взгляд, они вполне приемлемы, но последние два эмпирическая интерпретация и эмпирическое обоснование кажутся почти одинаковыми, ведь наличие эмпирической интерпретации модели и эмпирического её обоснования суть так или иначе опытной проверяемости модели на практике, опытного подтверждения, верификации теоретических продуктов мысленной идеализации пространственно-временной структуры Вселенной и пространственно-временных свойств её модели. Кроме того, данные требования игнорируют самую главную проблему эмпирического статуса моделирования – трудность и даже невозможность самой опытной проверяемости модели. Ведь именно эту проблему и пытаются разрешить, а данные требования в основном базируются на эмпирической интерпретации модели. Что же касается принципиальной наблюдаемости, то этот критерий вполне оправдан. Действительно, модель должна наблюдаться в принципе, иначе как вообще можно оценивать её эмпирический статус. Это методологическое требование выполняется, так как модель нашей Вселенной наблюдается, опытным путём мы вполне можем её установить. Это, собственно, и было сделано в ходе многочисленных дискуссий вокруг проблемы скрытой массы. В связи с открытием массы покоя у нейтрино, появилась возможность, наконец, с большой степенью вероятности установить истинное строение нашей Метагалактики, то есть опытным путём проверить справедливость закрытой её модели. Наконец, приведённые выше требования являются далеко не полными критериями оценки справедливости эмпирического подхода к воссозданию пространственной структуры Вселенной. Роль методологических регулятивов берут на себя и другие общенаучные принципы методологической оценки. Рассмотрим их.
Выдвигаемая на той или иной стадии исследования (независимо от объёма доступной эмпирической информации) космологическая модель в качестве теоретической идеализации должна, во-первых: удовлетворять принципу соответствия, согласно которому «новая теория не полностью опровергает старую, а оставляет её истинной в определённой области применимости»[21]. Следовательно, при рассмотрении гипотетической космологической модели те знания, которые были накоплены в ходе предшествующего теоретико-познавательного опыта, не должны отвергаться полностью, они должны лишь изменяться, пополняясь новыми данными гносеологического прогресса. Поэтому в них наряду с объективной относительностью «всегда имеется элемент абсолютного». Во-вторых, она должна удовлетворять условию инвариантности. Согласно ему, «реальные объекты должны быть инвариантами определённого класса практических преобразований (условий наблюдения, эмпирических ситуаций, систем отчёта.)»[22]. Это означает «их неизменность по отношению к преобразованиям, которые связаны с активностью субъекта и варьированию условий познания». Другими словами моделируемая Вселенная не должна быть зависима от преобразований самого теоретического конструкта (то есть модели.) Если варьируются параметры космологической модели, параметры фундаментальных констант Вселенной должны оставаться неизменными. Если наблюдается неустойчивость её к таким преобразованиям неверной оказывается сама модель. Объективность же введения самого условия инвариантности «тесно связана с принципом единства мира», отвержение которого невозможно в принципе. С этим методологическим критерием связано также и необходимое условие реальности - принадлежность системе. Все реальные объекты (в данном случае Вселенная) должны принадлежать системе и находиться во всеобщей связи и взаимозависимости. «Гносеологическое следствие такого положения - принцип системности научного знания, согласно которому научные понятия, претендующие на выражение объективной реальности, должны входить в логически непротиворечивую теоретическую систему»[23]. В-третьих, особенно большое значение в космологии имеют критерии адекватности-неадекватности физической теории (космологической модели) или иными словами принципы простоты (или динамической простоты) и универсальности теории. Любая соперничающая модель должна быть в известной степени простой, для того, чтобы без привлечения новых данных объяснить имеющуюся эмпирическую ситуацию. Таковы общеметодологические критерии, согласно которым космологию и космологическое моделирование можно считать вполне эмпирической наукой и рассматривать их на уровне непосредственной данности. Но как уже было сказано, теоретические изыскания в науке также принесли не мало пользы, особенно если познание в ней затруднено в связи со специфичностью и уникальностью исследуемого объекта. В космологии теоретический поиск играет огромную, если не детерминирующую роль.
Учитывая крайнее своеобразие объекта исследования, космология всегда немного отличалась даже от смежных с ней наук. Она выработала свои способы и методы познания объективной реальности. Поэтому исторически в ней явно преобладали теоретические методы такого познания. Теоретические исследования в космологии достигли огромных успехов. Достаточно вспомнить о тех значительных результатах, которые принесла теория относительности Эйнштейна, явив собой истинное торжество теоретической мысли. Объяснительно-предсказательная сила этой теории превзошла все даже самые смелые ожидания. Блистательные находки Фридмана, Леметра выдвинули теоретические исследования на первые позиции не только в космологии, но и в науке вообще. Сколько замечательных открытий принёс ХХ век человеческой цивилизации. Перечисление этих займёт уйму времени. Именно поэтому в космологии нехватка, а порой и вообще отсутствие достаточной эмпирической информации смело «компенсируется легкостью теоретических обобщений», а вырабатываемые умозаключения порой оказываются надёжнее и плодовитее опытных достижений. Не значит ли всё выше сказанное то, что теория и эмпирия не только не сочетаются, а наоборот являются биполярными средствами познания Вселенной, а даже достаточные аргументы в пользу эмпирического статуса космологической науки не играют особой роли в ходе теоретических исследований этой сферы человеческого знания? Как раз наоборот. Теория и эмпирия, опыт и «пытливый ум» должны действовать как одно целое, служить объективному познанию той части Вселенной, где мы находимся. Совсем другой вопрос о сочетаемости этих двух методов. Эта проблема является одной из ключевых не только в космологии, но и в философии и методологии науки в целом.
Граница и сочетание эмпирии с теорией проходит, прежде всего, при подтверждаемости неких теоретических положений опытными фактами или при обратной ситуации - когда имеющиеся эмпирические данные верифицируют определённые мысленные конструкты.
Главная методологическая трудность проблемы сочетаемости эмпирии и теории (по Карнапу) заключается вот в чём. «Так же как отдельные, единичные факты должны занять своё место в упорядоченной схеме, когда они обобщаются в эмпирический закон, так и единичные и обособленные эмпирические законы приспосабливаются к упорядоченной схеме теоретического закона. Как тогда может быть получено то знание, которое служит для обоснования теоретического закона. Эмпирический закон может быть обоснован посредством наблюдения отдельных фактов. Но для обоснования теоретического закона соответствующие наблюдения не могут быть получены, потому что объекты, относящиеся к таким законам, являются ненаблюдаемыми»[24]. Необходимым условием сочетаемости эмпирии с теорией являются и то, что теоретические изыскания должны способствовать получению новых эмпирических данных, а они, в свою очередь, должны развивать имеющийся теоретический аппарат, состоящий из комплекса теорий, моделей, гипотез. Другими словами теория должна обладать достаточной прогностической силой, объяснительно-предсказательными свойствами, иначе она не будет работать и вообще не способна будет называться теорией. Насколько верно данное методологическое положение в реальной космологической ситуации?
Действительно моделирование космологической теории имеет огромную эвристическую ценность, так как это может предсказать принципиально новые эмпирические данные, а также «такие следствия, которые не могут быть выдвинуты из прежних теорий»[25]. Здесь, однако, следует сделать одну существенную методологическую оговорку, сказав о том, что некоторые исследователи считают «чрезмерным упрощением» утверждение о том, что эмпирические законы выводятся из теоретических [26]. «Их невозможно вывести непосредственно, потому что теоретические законы содержат теоретические термины. Это препятствует любой непосредственной дедукции эмпирических законов из теоретических» [27]. И это действительно верно. Иллюстрацией сказанного послужит достаточно яркая ситуация в астрономии, когда исследуется природа звёзд. Мы судим о температуре на поверхности светила, о его размерах, других характеристиках не путём прямого наблюдения в силу не наблюдаемости данных свойств, а путём теоретического исследования, путём других уже имеющихся данных, чаще всего в виде различных концепций, с помощью которых и рассчитывают данные параметры. Поэтому очевидным становится тот факт, что для выведения каких-либо эмпирических данных следует сначала дополнить имеющиеся «теоретические термины» необходимыми правилами, которые приводят в соответствие «теоретический язык и «язык наблюдения». Только с помощью регулятивной функции данных правил возможна правильная работа теории и данных эмпирической информации. Правила, действующие на уровне взаимодействия эмпирических данных с теоретическими изысканиями Р.Карнап называет «правилами соответствия» или «согласующими правилами». Однако в космологии применение таких правил сопряжено с некоторыми трудностями опять же связанными со спецификой исследования. В связи с этим, константная выработка всё новых «правил соответствия» наиболее характерна, когда имеется возможность получать большой набор эмпирических данных. В этом случае новые «правила соответствия» только дополняют и модифицируют уже имеющиеся данные, опираясь на общий прогресс гносеологической ситуации определённой области знания. Такая ситуация больше характерна для физики, где «правила соответствия» реально методологически влияют на процесс исследования. Именно в физике из теоретических моделей можно вывести многие экспериментальные данные, которые затем действительно проверяются de facto. Для космологии характерна обратная картина. Парадокс познавательной ситуации как уже говорилось здесь заключается, прежде всего, в том, что нельзя эмпирически проверить те результаты, которые были получены в ходе теоретического поиска, так как возможность их опытной проверки представится через (!) сотни миллиардов лет. Это в некотором роде напоминает «слегка» затянувшийся эксперимент, по окончании которого полученные данные уже не соответствуют научному прогрессу той отрасли знания, в которой данный эксперимент имеет место.
Посмотрев с другой стороны, можно сказать, что если невозможны непосредственные наблюдения (проверка теоретических данных), то хотя бы должны появляться их следствия. Возможно, именно это общеметодологическое положение позволяет хоть как-то прояснить кажущуюся тупиковой ситуацию. В самом деле, конструируя космологическую модель нашей Метагалактики мы полагали, что для её функционирования и осуществления необходимо учитывать среднюю плотность соответственно Метагалактики. В свою очередь, решая проблему средней плотности вещества, мы вынуждены считаться с тем, что в среднюю плотность вклад вносят не только наблюдаемые формы материи, но и ненаблюдаемые её разновидности (как известно, получившие название скрытой или тёмной массы.) Исследуя последний аспект и находя возможный ответ на него, можно сказать, что средняя плотность больше некого её критического значения, следовательно, в нашей Вселенной реализовывается именно закрытая модель. В этом случае мы и имеем ситуацию, когда следствием наших теоретических изысканий становятся факты, получившие эмпирическое подтверждение [28]. Значит можно говорить о том, что исследователь в состоянии наблюдать эмпирические следствия теоретических данных и значит принимать во внимание справедливость «правил соответствия», не ограничиваясь, однако, только ими. Таким образом, «правила соответствия» на мой взгляд, являются лишь добавочной методологической процедурой, не исчерпывающей всей сложности вопроса.
Для того чтобы дальше рассматривать взаимодействие эмпирии и теории в космологии следует немного подробнее остановиться непосредственно на теоретической стадии исследования рассмотрев сперва общенаучные и философские положения, а затем перейти к собственно космологическому моделированию.
Рассмотрим методологические требования, основанные на эмпирической и неэмпирической проверке продукта теоретического поиска.
Первое. Теория, как и любая другая форма освоения объективной реальности должна естественно быть совместима с «принятой совокупностью знания».
Второе. Проверка на внутреннюю непротиворечивость теории. При этом цель данной метатеоретической проверки (по Бунге) установить «имеет ли она столь же недвусмысленное фактуальное значение в том виде, как она сформулирована и проверяема ли она с помощью добавочных конструктов, особенно гипотез, связывающих ненаблюдаемые (например, причины) с наблюдаемыми (например, симптомы)» [29].
Третье. Новая теория должна быть совместима с «другими, ранее принятыми, в частности с теми, которые логически предполагаются рассматриваемой теорией» [30]. Эта так называемая Бунге интертеоретическая ступень проверки.
Четвёртое. Теория должна отвечать общим «метафизическим и эпистемологическим» требованиям «той или иной философии». Это философская ступень проверки теории. Если теория отвечает всем этим требованиям, которые М.Бунге относит к стадии неэмпирической проверки, то она готова уже к последующей эмпирической проверке. Надо также заметить, что неэмпирические проверки (как уже было сказано) включают проверку на «внутреннюю непротиворечивость, непротиворечивость с другими областями научного знания и с философскими принципами» [31]. Рассматривая данные методологические параметры с критико-философской точки зрения можно сказать следующее.
Первая, «предварительная неэмпирическая» ступень проверки достаточно очевидна, так как ещё гипотетический мысленный конструкт должен органически вписываться в систему научного знания, сочетаться с другими теориями, целостно дополняя, уточняя их, а также предлагая новую форму интерпретации исследуемого объекта. Проверка на внутреннюю непротиворечивость теории напоминает критерий адекватности-неадекватности модели (см. выше), которая должна быть достаточно простой и легко объяснять наличную эмпирическую ситуацию. Только в отличие от этого, непротиворечивость теории должна иметь «недвусмысленное фактуальное значение» (быть простой) и быть «проверяема с помощью добавочных конструктов» (способность без привлечения новых фактов объяснять имеющиеся данные). Другими словами метатеоретическая проверка соотносима с принципом простоты теории, что вполне приемлемо. Интертеоретическая проверка имеет большое значение так как «научные теории непроверяемы вне их связи с другими теориями как потому, что они не могут охватить всего, так и потому, что они включают понятия, находящиеся вне сферы наблюдения, которые не связаны с какими-либо эмпирическими понятиями в рамках этих теорий» [32]. Этот критерий больше всего согласуется, в свою очередь, с философской «ступенью проверки» и является, в принципе, очевидным. Это действительно довольно наглядно. Посмотрим почему.
Во-первых, само моделирование, будучи одним из методов «теоретического познания» уже предполагает связь с общефилософскими и методологическими критериями, которые выступают в роли своеобразных регулятивов теоретических конструктов, предопределяя тем самым логику построения модели.
Во-вторых, космологическое моделирование как физический процесс (основанный на общих принципах построения модели в рамках физического (релятивистского) поиска) так или иначе, оказывается связанным с уже имеющимися теориями построения модели, связанными с различными областями самой физики (квантовые, вакуумные, релятивистские теории и т.д.).
В-третьих, построение концепции развития Метагалактики связано не только с так сказать классическими, но и с нетрадиционными, неортодоксальными теориями, которые также могут существенно влиять на сам процесс моделирования.
Таким образом, философско-методологическая логика построения модели, равно как и классические и неклассические пути её формообразования являются очень важным этапом в ходе неэмпирической проверки теории, но, однако, они явно недостаточны для установления довольно высокого индекса истинности той или иной выбранной модели. Отсюда следует ещё один шаг в процессе моделирования, а именно введение «дополнительных предположений, касающихся деталей рассматриваемых систем». Эта методологическая процедура имеет очень большое логико-гносеологическое значение в эвристическом смысле космологического моделирования, то есть тогда, когда требуется лишь догадываться об истинности модели в случае не наблюдаемости последней.
Продолжим установление связи между эмпирией и теорией некоторыми дополнительными положениями.
Последняя эмпирическая стадия проверки теории вызывает довольно неоднозначные высказывания о ней со стороны некоторых исследователей. Так, по мнению В.Швырёва «установление связи данной теории с данной эмпирией выступает, с одной стороны, как теоретизация эмпирии в рамках данной теории, а с другой – как приписывание теории эмпирического базиса в виде определённых данных наблюдения» [33]. Это так называемая «эмпирическая интерпретация теории», которой Швырёв даёт обозначение «теоретического истолкования эмпирии». Он же высказывается о незначительной роли данного «фактора, определяющего те или иные эмпирические следствия теоретической системы» [34]. «Поэтому принятие эмпирической интерпретации связано с известным риском, носит гипотетический характер». Такое сомнение вполне оправдано, ведь если теоретизируем эмпирию, мы только дальше отталкиваемся от проблемы, загоняя тем самым себя в некий методологический тупик. Поэтому «в процессе рассуждения о связи эмпирии и теории не следует абсолютизировать момент теоретического истолкования эмпирии». Следовательно, здесь важно говорить о том, что существует отдельно как язык эмпирии, так и теоретический язык. Это наиболее наглядно проявляется в нашем случае, когда расхождение эмпирии с теорией наиболее чётко заметно. В свете таких рассуждений действительно происходит отдаление опыта и мысли, что не совсем желательно. В этой связи и теория, и её эмпирическая интерпретация оказываются «подверженными сомнению». Получается окончательный разрыв теории и эмпирии, так как в описанной ситуации «невозможна ни независимая (изолированная), ни безусловная (окончательная) проверка теоретических положений на основе подобного вывода» [35].
Интерес представляет также подход В.Швырёва к соотношению теоретических изысканий с практической данностью. Он, на пример, по-особому разделяет эмпирию и теорию высказываясь о том, что «интерпретация теоретических конструктов» должна согласовываться с «независимой интерпретацией только терминов наблюдения». Причём «теоретические термины получают лишь косвенную интерпретацию через связи с терминами наблюдения» [36]. То есть между эмпирией и теорией проводится достаточно чёткая демаркационная линия, в то же время обозначивается «косвенное» их соотношение. Такой двоякий подход возможно не совсем удачен, однако блестяще найден разумный компромисс между желанием найти соответствие опытного и теоретического и попыткой их развести. В этом случае, однако, следует иметь в виду один немаловажный факт: ненаблюдаемость модели и ненаблюдаемость реального объекта, то есть теоретического конструкта (модели) как идеализации некого реального объекта (Вселенной) и самого объекта, имеющего сверхсложное строение и специфические свойства. Синтезировать их не в коем случае нельзя, наоборот, учитывая всеобъемлющий характер самой идеализации и «форму теории, которую она приобрела в ходе развития науки. Эта форма не только зависти от объективных характеристик бытия…, но, в свою очередь, ставит известные рамки характеру физической идеализации» [37].
В заключение хотелось бы привести ещё несколько мнений по поводу связи эмпирии и теории.
«В настоящее время известно, что наука не может вырасти на основе одного только опыта и что при построении науки мы вынуждены прибегать к свободно создаваемым понятиям, пригодность которых можно a posteriori проверить опытным путём. Эти обстоятельства ускользали от предыдущих поколений, которым казалось, что теорию можно построить чисто интуитивно, не прибегая к свободному, творческому созданию понятий» [38]. Эти слова принадлежат Альберту Эйнштейну, руками которого создана Теория Относительности, так много давшая современной науке, что невольно задумываешься о детерминирующей роли теоретического познания. Однако следует помнить, что речь идёт о воссоздании пространственно-временной структуры Вселенной, объекта, имеющего слишком специфичные свойства, чтобы рассуждать однозначно. Действительно, как мы увидели многие исследователи, говоря о соотношении эмпирического и теоретического высказываются о ведущей, эвристической роли первого. Несмотря на всё многообразие теоретических моделей Метагалактики, «которые обладают внутренней непротиворечивостью и являются в принципе допустимыми», только опыт в состоянии «указать на то, какие из этих конструкций являются просто логическими возможностями, а какие описывают реальную структуру мира» [39]. Именно эмпирия, по мнению многих ученых-философов, является связующим звеном «от теории у объективной реальности, даёт возможность наполнять теоретические положения конкретным содержанием» [40]. Есть и те, кто высказывается о непременной связи эмпирического и теоретического, об их единой логико-семантической и гносеологической функции. «Эмпирические и теоретические этапы формирования научной теории…органически взаимосвязаны и проникают один в другой…» [41]. Или «эмпирическое переходит в теоретическое и наоборот, то, что считалось на каком-то этапе науки теоретическим, на другом, более высоком становится эмпирически доступным» [42].
Из всего выше сказанного становится ясным, что в космологии и космологическом моделировании при рассмотрении вклада эмпирического и теоретического всё-таки следует придерживаться золотой средины. Не следует сломя голову отдавать предпочтение мысленному эксперименту или с особой тщательностью пытаться найти хоть какие-то опытные данные, как и стремиться во что бы то ни стало объединить эти два способа познания физической реальности в одно семантическое целое. В любом случае «соотношение теории, с одной стороны, а с другой – с законами науки, изменяется по мере исторического развития и углубления научно-теоретического познания» [43]. Научно-технический прогресс в последствии сам определит, какую форму познания избрать. Однако следует всё же не окончательно дифференцировать эмпирию и теорию, надо обязательно учитывать их взаимосвязь, прямую или косвенную, но учитывать. Ведь и эмпирия, и теория являются объективными и плодотворными путями установления истины. Что касается перспективы, то, на мой взгляд, в будущем возможно всё-таки преобладание эмпирического, но это ни в коем случае не означает, что теория сдаст свои позиции, скорей наоборот их связь станет намного крепче и познание Вселенной можно будет вести как опытным, так и мысленным путём.
Само же космологическое моделирование и как физический, и как философский процесс приобретает вполне реальные очертания. Благодаря открытию массы покоя у нейтрино появилась, наконец, возможность разрешить проблему скрытой массы, а с ней и концептуальные вопросы космологии. Понятно, что многое ещё предстоит открыть и сделать, потребуется совершенствовать и методы исследования. В том числе и по-новому посмотреть на одну из основных философско-методологических трудностей космологического моделирования - проблему взаимоотношения эмпирии и теории, которая в свете новейшего физического и философского поиска может получить новое объяснение. Затронутый же в данной работе аспект космологического моделирования – его философско-методологическая сторона сегодня является не менее, а возможно даже более важным объектом исследования. Ведь сейчас надо по-новому посмотреть на логику реконструкции пространственно-временной структуры нашей Вселенной, по-новому оценить самую главную её часть – философскую оценку этого научного процесса.
Примечания и библиография
1. Караченцев И. Скрытая масса в Местной Вселенной // УФН 2001, Т. 171, №8, с. 860.
2. См.: Транковский С. Нобелевские премии 2002 года // Наука и жизнь, 2002, №12.
3. Турсунов А. Философия и современная космология. М., 1977, с. 83.
4. Методологические основы научного познания. М., 1972, с. 251.
5. Турсунов А. Философия и современная космология, с.85.
6. Об этом приходится говорить, т.к. действительно проверить будет у нашей Вселенной коллапс или нет, хотя теоретически возможность наблюдения и через десятки миллиардов лет у нас всё же имеется. Однако тут встают вопросы другого плана о возможности существования самой цивилизации, ведь всем известно, что остывание Солнца неизбежно через всего несколько миллионов лет.
7. Андреев И. Пути и трудности познания. М., 1968.
8. Там же, с. 305.
9. Там же
10. Там же
11. Турсунов А. Философия и современная космология, с. 164.
12. Андреев И. Пути и трудности познания, с. 306.
13. Турсунов А. Философия и современная космология, с. 71-72.
14. Мостепаненко А. Пространство-время и физическое познание. М., 1975, с. 13.
15. Данное положение очень чётко прослеживается в концепции антропного принципа, а также самой концепции плюралистической Вселенной, которая как раз и объясняет уникальность каждой Вселенной.
16. Турсунов А. Философия и современная космология, с. 75.
17. Там же, с. 86.
18. См, например, Турсунов А. Философия и современная космология, с. 86-87.
19. Там же, с. 77.
20. Мостепаненко А. Пространство-время и физическое познание, с. 32.
21. Там же, с. 44-45.
22. Там же, с. 45-46.
23. Там же, с. 48.
24. Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971, с. 306-307.
25. Там же, с. 309.
26. В частности, такое положение приводит Карнап.
27. Там же, с. 310.
28. Под всем выше сказанным понимаются эксперименты по исследованию тёмой материи и открытие массы покоя у нейтрино как у самого надёжного кандидата на роль этой самой материи.
29. Бунге М. Философия физики. М., 1975, с. 299-300.
30. Там же.
31. Там же, с. 302.
32. Там же, с. 304.
33. Швырёв В. Теоретическое и эмпирическое в научном познании. М., 1978, с. 142.
34. Там же, с. 141.
35. Там же, с. 148.
36. Там же, с. 180-181.
37. Зотов А. Структура научного мышления. М., 1973, с. 96.
38. Эйнштейн А. Собрание научных трудов в четырёх томах. Т. IV, с. 167.
39. Готт В. Тюхтин В. Чудинов Э. Философские проблемы современного естествознания. М., 1974, с. 86.
40. Андреев И. Теория как форма организации научного знания. М., 1979, с. 89.
41. Там же, с. 91.
42. Копнин П. Диалектика как логика и теория познания. М., 1973, с. 133.
43. Плотников А. Особенности эмпирического и теоретического уровней познания // Проблемы законов науки и логики научного познания. Л., 1980, с. 104.